Ветер в том краю дует, как ни повернись, в лицо, а болота нет-нет да затянут заплутавшего путника в недра. В холодных реках рыбы непереводно водится, но земля даёт не шибко богатый урожай. Может, от того миновали местный люд войны и разорения. Разве что маленькие адские ящерки, величиной с аршин, жили на болотах испокон веков. Выходили они из леса по ночам и тревожили жителей. Первые поселенцы смекнули, дескать будут им создания защитой от врагов и диких зверей. Даже когда узнали, что ящерицы изрыгают огненную отрыжку, всё равно остались. Дворы загорались, амбары, а они и не думают искать места лучше. Всё смерили и решили, что человек к любым трудностям притрётся. Ещё деревенский голова в ту пору успокаивал народ рассказами об ангеле, спустившемся с неба и спалившим целый город.
– А тут всего лишь ящерицы, да и то выходящие лишь по ночам.
Решили тогда дозор установить. Молодцы по ночам гоняли огненные создания палками и не подпускали к домам.
Так и жила деревня десятки лет. Доставляло неудобство беспокойное соседство, но вести с других земель заставляли деревенских смиряться с трудностями. Там река вышла из берегов и смыла село, далеко за горами нашествие. А с ящерицами жить можно, если научиться.
***
Дни вертелись, как веретёнце, в деревне ничего не менялось. По ночам по дорожкам ходили молодцы, оберегали от пожаров. Кругом тишина и покой и ничего нового. Разве только забрёл к ним в деревню ратник. Пригожего, здорового молодца все в деревне привечали. Его Саввой звали. В далёкой деревне конокрады завелись, так князь послал ратника их наказать. И ловко Савва разделался с конокрадами, всех извёл. Городской голова у себя молодого ратника оставил. Гость кормился вдоволь, в бане парился и был всему рад.
Узнал Савва про ящериц от местных детишек. Слушал он и на ус мотал, в голове что-то прикидывал. А после пришёл к голове и говорит, мол, решил я спасти вашу деревню от адских созданий. Всех тварей подземных разом перебью. Голова обрадовался и всем на деревне объявил, дескать, близко избавление и молодцы отныне все спать будут по ночам.
Прознав об этом собрались жители возле дома головы. Старик Елизар клюкой по земле бил.
– Нельзя, – говорит. – Нельзя созданий божьих обижать без надобности. А то поди, не миновать беды пострашнее.
На то ему в толпе другие кричали, что сладу нет с этими созданиями. Что всю жизнь в страхе живут, и только и ждут спасения от супостата. Но старик Елизар не уступал, стоял на своём и запрещал Савве идти на болота.
– У стариков никогда не спросят, а мы между тем многое знаем. Много по земле ходили, многое слышали. Нельзя тварей изводить, за то кара небесная будет.
Голова смехом залился. Разве что жена Елизара стояла на его стороне и требовала остановить Савву, а остальные супротив него кричали, ругали старика и умоляли немедленного избавления от огненных ящериц. Кричали, дрались, а молодой ратник легко сквозь людское полчище пробрался и направился к лесу. Голова руки потирал от нетерпения, мол, какой он ловкий, уговорил Савву избавить люд от напасти. Будут помнить о нем деревенские и прославлять его во веки веков. И ратник шел, песню напевал и думал, как растрезвонить народ об его подвиге по всему свету.
– Савва — избавитель, – повторял он себе. – Савва – великий воин.
Молодой ратник за адскими тварями наблюдал всю ночь. Увидел он, что созданий великое множество и одним мечом их не погубить. Смекнул воин, что ящерицы те в норах живут и ясным утром заложил норы камнями потяжелее. Закончив дело, победно вернулся Савва в деревню, а там его все благодарили наперебой и чарки с мёдом подносили.
На пир вся деревня пришла, кроме старика Елизара. Над ним все потешались, его стариковскую нерешительность высмеивали. До упаду плясали, хмельную воду на пол разливали. Выпили весь мёд и настои и пиво. Пили вечер, ночь и утром ещё не расходились. Кто спал на лавке, а кто во дворе на траве, кто за столом всё наливал и закусывал.
Елизар пришёл днём злой и встревоженный. Стукнул он в гневе по столу клюкой.
– Бестолковый ты старик. Пришёл людям добрым праздник портить. Уходи, – крикнул голова.
– Вам бы только пьянствовать. Неужто вам запах горючий в нос не бьёт?
Из двери потянулся белый зловонный дым.
– Болота наши загорелись. Спасайтесь!
Хмель из головы вся не вышла, они похватали вёдра и бросились тушить. Белым туманом покрылось всё вокруг. Смердело коптильной, вокруг ничего не разобрать. Бегали они день, два, а огонь всё ближе прибывал к домам. А на третий день всё огнём занялось, едва успели скотину вывести. Сгорело всё до единого сарая, вместе с сеном на зиму заготовленным, вместе с зерном, впрок схороненным. Остались деревенские без крыши над головой и добра, за жизнь припасённого. Бабы по земле катались, судьбу кляли, мужик кулаки сжимались от злости, и так и рвались. Ненависть опалила души несчастных и они топтались по выжженной земле, не зная, что делать. Глаза щипала поднятая ветром зола. Нет-нет, а мужики на Савву косились. Молодой ратник сидел, голову повесив, с тяжёлой думой на челе.
– Почто нас всех без крова оставил?! – крикнул кузнец. – Почто в лес пошёл и тварей всех сгубил. Нечто не знал, что так будет. А ты небось и хотел со свету сжить. Вот тебе за то.
Мужики окружили Савву, рукава на грязных рубахах засучили.
– Ну что ж, отведай, братец.
Молодой ратник встал в полный рост, достал меч из ножен. Мужики стояли вокруг, кулаками махали, а подойти не решались. За ними стоял старик Елизар, стоял и повторял: "А я ж говорил, да кто стариков нынче слушает".
Сын кузнеца хоть и держал в руке корягу, а все подойти к Савве не решался.
– Братцы, так его же голова надоумил. Его и наказывать за наши беды.
А голова хитёр – в два прыжка очутился он по правую руку Саввы с дубиной.
– Ну, кто на нас?
Отступили мужики, цыкали в бессильной злобе зубами. И некуда было ту злобу деть, пинали выжженную землю да друг друга, а ненависть только крепла. Старик Елизар все ходил, да присказку свою повторял. Голова на него цыкнул.
– Ты, старый, виноват. Ты, старый ворон накаркал. Ты напророчил нам беду.
Сверкнул меч Саввы, жена Елизара на колени бухнулась и завизжала. Все столпились вокруг старика, кричали, толкали.
– А что я? Коли не слушали, – молодецкая рука сорвала шапку с плешивой головы. – Я с детства не глазлив. Спросили у жены моей, у детей и внуков. В бедах я ни в чьих не повинен, только правду говорю. – Толпа сжала старческие тонкие ребра. Елизар затрясся, почуяв скорую кровавую расправу. Закрыл глаза и закричал.
– То ведьмин сглаз. Ведьма, видать, у нас огрызлась, она искусила, она нам пакость против божьих тварей внушила.
Деревенские безмолвствовали, смотрели грозно на старика, а рука на него немощного не поднималась. Уж и в самом деле многие поверили, дескать проклял кто их деревню, обзарившись на их счастливую, тихую жизнь. Повесили молодцы головы, рукава на рубахах опустили – некому за их беду отвечать, некому перед ними ответ держать.
– Точно ведьма – проворчал кузнец. – К мельнику кума приезжала на Петров день, видать, она мороку навела.
Мельник отошел от деревенских от греха подальше. А то не ровен час отхватить.
– То не ясно, может и не она, а кто ещё. Может нечиста сила, какая неведомая из недр вырвалась, болота наши подпалить, – прошипел голова, вышедший из-за спины Саввы.
– Непонятно, – вздохнул Елизар и с хитрым прищуром глянул на соседей и покачал головой. У него в той голове дум много, а соседям лучше про них не знать – осерчают. Но тихо, шепотом, когда деревенские схватив немногие пожитки разошлись по выжженному полю, он пробурчал: "Старика никто не слушал и вот, поплатились. Не надобно было измор средь тварей чинить, не по-людски, нехорошо.”
Деревенские расходились, не оглядываясь на пепелище, туда, где зеленели луга да колосился ячмень.
Группа автора: Кафе "Синий страус"