– Филипп! У Элека опять сыпь на все лицо. Мед ел? Ел, точно! – источник шума двигался по коридору к входной двери. – Ну я же просила! Ну поговори со своей мамой, объясни, что у него аллергия.
Муж замялся, его пятку больно задел робот-уборщик, извинившись, он укатил на кухню.
– Говорил. Она настаивает, что в наше отсутствие не даёт ничего сверх списка. Искра, перестань, я весь измотан, – Филипп, желая быстрее прервать разговор, надел наушники и включил новости.
В спальне плюхнулся на кровать и закрыл глаза, но чувствовал, как жена недовольно дышит у его уха, а её мозг зудит от невысказанных жалоб. Валики в матрасе еле слышно водили по массивной спине. Тихо Искра удалилась в соседнюю комнату и принялась ждать, когда муж выйдет. Наверняка выключила звуковую изоляцию спальни, чтобы слышать каждое движение.
– За окном не весть что творится, – подумал он.
Искра оказалась удивительно стойкой к безумию, свалившемуся на их город. За окном эпидемия, уличные бои, а она ставит на стёкла заставки с видами гор и волнуется лишь только о красных пятнах на лице их единственного сына. Филипп завидовал ей, хотя не знал, легкомыслие ли это или же особый сорт мужества. Сам же он уже несколько месяцев мозолил мозг, анализируя события. Сейчас она с легкостью поверил бы в демона, выпустившего из ящика вражду и безумие, карающие некогда мудрые головы протонцев.
***
Их дом потерял покой с тех пор как удалось привезти мать Филиппа в Протон. Немалых усилий им стоило добиться разрешения на въезд.
– Для лиц, не имеющих степени бакалавра, предусмотрены только трёхчасовые экскурсии, – холодно отвечал бот по телефону.
Но они не сдавались. Искра во время обеденного перерыва штудировала справочники в надежде найти лазейку. Она смотрела на грустные глаза мужа, и душа ее ныла. Нечестно получалось – её родители живут в Протоне в сытости, окружённые технологиями и достатком. А мама Филиппа живёт далеко в обычном скромном городе и толком не видела внука. Кроме того, в её голосе слышался нездоровый хрип, в последнее время и она жаловалась на боли в левой руке.
– Нашла! – крикнула она мужу по телефону. – Если доказать, что твоя мама больна и нуждается в уходе родственников, то нам разрешат её привезти. Понимаешь?
И они взялись за дело. Вызвали маму на контрольный пункт Протона. Там врач провёл наскоро исследование. В медицинской карте он напечатал: ”острая ишемическая миокарда”.
Семья в полном составе прибыла в назначенное время на пропускной пункт. Четырехлетний Электрон сидел у папы на руках и грыз букет роз.
– Элек, когда бабушка подойдёт – подаришь цветочки и поцелуешь.
Искра держала большую табличку с надписью: "Степанида Григорьевна”.
Первые дни семейство находилось в любви и согласии, какое и в счастливом Протоне встречалось лишь на плакатах стоматологических услуг, обещающих огромную скидку на выращивание зубов. Искра радостно бегала вокруг свекрови и предугадывала все желания. А Степанида благодарно, со слезами на глазах принимала.
– Батюшки, ну до чего чудесный матрас. Как ангелы на небесах держат. Век бы лёживала.
– А чисто-то как у вас. Прям Версаль.
– Какие тут все вежливые, меня, старуху, не обижают.
Искра про себя каждый раз отмечала несправедливость жизни. Вот ей досталось все с рождения. Родители дали и образование, и должный уход. А Филиппу пришлось всего упорством и трудом добиваться. И, как она представляла жизнь мужа, отступившего от пути, отказавшегося от учебы, на неудобном старом диване, с испорченными овощами на тарелке, хотелось плакать.
Для матери мужа она старалась делать все. И когда Степанида освоила дом, посетила салон красоты, записалась на комплекс омолаживающих процедур и прошлась по магазинам, ей за завтраком на стол Искра положила увесистую книгу.
– Книжку принесла мне почитать? Я такое, признаться, не очень люблю.
– Это полный сборник наших правил для приезжих, – Искра отхлебнула кофе. – Нужно их все поскорее внимательно изучить.
– Как у вас тут строго оказалось. А я то, глупая, думала, в рай попала. Ан нет, тут ещё и прогнать могут.
Искра засмеялась, вытерла измазанную в йогурте щеку Элека.
– Да нет же. Никто вас не выгонит и не накажет.
– Мы придерживаемся того мнения, что человек должен следовать правилам и без страха наказания, – пробурчал сонный Филипп. – Безнравственно не нарушать закон только из-за боязни наказания.
– Да куды столько-то, – она открыла книгу и начала листать. – Сортируйте мусор, – громко прочитала она. – Это как? А ваши мозгачи чего не сделали специальную машинку? Вон, даже масло на хлеб робот мажет, а тут в мусоре сам ройся.
– У нас были. Только защитники природы убедили от них отказаться. Так мы наглядно видим, сколько потребили ресурсов.
– Не гладить чужих собак. Не мыть ноги в фонтане. Переходить дорогу только по сигналу светофора. А если дорога свободная? – Степанида листала справочник и причитала: “Ну и Версаль развели” . – Не кормить голубей. А это-то от чего? С детства помню, как мама всегда остаточки хлеба в парке высыпала.
– Голуби опасные и злые! – крикнул Элек.
– Да, у них нашли голубиную лихорадку, очень опасную, – сказала Искра.
– Ну и ну.
Прошло ещё две недели, а надежда вписать Степаниду в жизнь Протона таяла. Вначале казалось, будто она отнеслась к правилам серьёзно, тщательно помогала сортировать мусор. Но Искра постоянно чувствовала насмешку в её интонациях. А вскоре увидела, как свекровь выкидывает пластик в тот же бак, что и пищевые отходы.
Но виду не подавала, только как прежде вечерами за чаем рассказывала о важности сортировки. Степанида поддакивала, улыбалась, но дело не двигалось с мёртвой точки. Наоборот, свекровь всё больше раздражала стерильность Протона. Она кривилась, когда видела роботов доставщиков, белоснежные улыбки и вымытые с шампунем улицы.
***
– Филипп! Твоя мама заставляла Элека есть. Вот так! Он не хотел, а она взяла в руки ложку и начала ему в рот её пихать. Филипп, и это в городе, полностью свободном от насилия!
– Кошмар, – произнёс уставший после работы муж. Он быстро сунул ноги в тапочницу и пошёл прямиком в спальню. – Дорогая, я методичку только дописал, хочу передохнуть хоть немного, – он включил стерео-стену. Стена тут же загорелась синеватыми оттенками, появился диктор, а по его плечам шла бегущая строка. – Можно?
– Нет! Твоя мама на все наши правила рукой махнула. И тут уж её дело – но ребёнок! Вчера она накормила его рыбьим жиром. Он плакал! Она принимает ванну! Как неэкологично!
– Да-да. Смотри, в Протоне выявлено пятьдесят шесть случаев голубиной лихорадки. Учитывая её заразность, то…
– Филипп! Ну как с тобой можно разговаривать!
Дни Филиппа напоминали заевший принтер. Каждый день он читал лекцию по технологии металлов, а потом шёл домой и слушал одни и те же претензии Искры. Не утихала надежда, что их конфликт пройдет сам собой, как воспаленный прыщ. Искра могла простить несовременность, но она всегда мягкая, понимающая, добрая, заняла непоколебимую позицию.
– А сегодня твоя мама научила Элека солить еду! Филипп, наш сын солит еду! Каким он вырастет!
Все жалобы слились в один сплошной шум. Он уже не помнил, в какой день, во вторник или четверг, а может и две недели назад Искра объявила ему: ”Филипп, надо что-то делать. Она сделала детям жареную картошку в масле. Это не этично, его друг в саду борется с ожирением!
Тщетно он пытался поговорить с матерью. Степанида всё отрицала или же просто обиженно уходила в свою комнату. А Искра теперь вечно смотрела с немым укором, то демонстративно молчала, то выпаливала всё накопившееся раздражение разом. Филиппа не трогали семейные распри, он предчувствовал беды страшнее детского ожирения. Вечерами он пытался сложить сведения воедино, предугадать ситуацию, просчитать дальнейшие шаги. Но Искра отгоняла мысли и снова требовала занять сторону. Она вставала перед стерео-стеной и снова и снова повторяла одно и то же . Диктор вещал что-то про распространяющуюся голубиную лихорадку. Сколько заражённых, сколько умерших, он не слышал – жена выключила звук.
***
После прибытия Степаниды в Протон прошло два месяца. У Филиппа на работе каждый час мерили температуру. За окном обрабатывали улицы септиком, по улицам люди ходили в антибактериальных шлемах. В лабораториях испытывали вакцину, а минздрав требовал отлавливать голубей на улицах.
Филипп умиротворенно наслаждался просмотром новостей по смарт-моноклю в кабинке университетского туалета.
– Слышал, что защитники животных завтра собираются бунтовать? – кто-то вошёл в туалет и направился к писсуару. – Пойдёшь?
– Эмм, это голубей-то спасать? Ну их же раз в сто, больше, чем месяц назад. Надо же что-то делать, раз отпугиватели не работают, – пробурчал второй голос.
– Серьезно? Они вообще-то живые, они и любить могут! Вот представь, твою девушку поймают и током убьют. Что? – послышался шум воды из крана. – Чего замолчал? Страшно?
– Вот любишь ты всё перетянуть. Моя девушка скорее умрёт от голубиной лихорадки. У неё слабый иммунитет и она простужается даже летом. – Включилась сушилка, но Филипп всё равно слышал обрывки фраз.
– А почему твоя девушка должна жить, когда погибают невинные птички. Ты вульгарный антропоцентрист, – первый перешёл на крик с примесью плача. – Можешь отписаться от меня, мы больше не друзья! – и выбежал в коридор.
– Придурок, – второй выключил сушилку и тоже вышел.
У Филиппа оставалось десять минут до лекции. Лента новостей пестрила фотографиями людей в антибактериальных шлемах. На экране появилась девушка в шлеме, покрытом мелкими блестящими камушками, а надпись гласила: ”Будьте красивыми, несмотря ни на что”. Потом пошли сводки из больниц, число заболевших перевалило за сто тысяч, а число погибших Филипп даже не стал смотреть. Пролистав ещё немного,он наткнулся на статью, в которой рассказывалось о защитнице животных, приютившей у себя два десятка голубей. Она призывала поступать так же всех жителей Протона. Потом всплыла фотография девушки, целующей голубя и гневные комментарии под ней.
***
Через четыре месяца после приезда Степаниды, Филипп вёл занятия по голографическому сканеру, теперь он лишился редких минут уединения. Отчитав лекции, он тут же вовлекается в семейные склоки. Голос Искры за это время приобрёл непривычный звон. Степанида сменила новые, купленные в Протоне вещи, на старую одежду. Чем страшно разозлила жену Филиппа, и в квартире постоянно проносились слова "синтетика", "неэкологично".
В Протоне объявили изоляцию, по улицам ходили только полицейские, гоняющие защитников голубей. На улицах встречались стычки между защитниками и противниками голубей. По домам ходили инспекторы, они искали тех, кто пытался спасти птиц у себя дома. Неделю назад всё семейство разбудил звонок в дверь, на пороге стояли полицейские. Они искали соседку с нижнего этажа, та давно не выходила на связь и не попадала в объектив камер безопасности.
За окном кружились стаи голубей и весь, весь асфальт пестрил от перьев и белых клякс помёта. По аллее перед домом бежала тёмная фигура, а за ним две другие. Искра ослабила домашнюю шумоизоляцию и увеличила звуки улицы.
– Граждане Протона, вставайте! Спасайте своих крылатых братьев! – орал мужской голос; за ним последовал взрыв самодельной петарды – две другие фигуры догнали первую и её начали избивать.
Искра быстро выключила звук улиц, а для окон выбрала проекцию водопадов.
– Филипп, что же это такое происходит? Сегодня курьерский лифт доставил только соевое молоко. И там ещё записку оставили, дескать, бейте сторонников летающих крыс. Это усмирители, я читала про них сегодня. Они говорят, что есть имеют право только борцы с голубями, – заплакала на плече у мужа. – А следующий наш заказ украли у робота прям на улице. Что же нам теперь есть?
– Как что? – возмутилась Степанида. – У меня с собой мёд, гречка, макароны, карамель. Не боись, прорвёмся.
– Нам диетолог это всё не разрешал, – твёрдо ответила Искра, вытирая слёзы. – Я ему только в понедельник смогу набрать. А пока…
Раздался взрыв, в гостиной разбилось окно, водопады исчезли, обнажив разорённую улицу.
– Голубьи защитники, выходите! – орала толпа.
В дом полетели камни и разбивали стёкла. Искра схватила спящего Электрона побежала в ванную, Филипп и Степанида – за ними. Мальчик плакал, Искру трясло, и она пыталась покрепче вжаться в Филиппа. Степанида что-то повторяла про себя и до всех доносились только обрывки фраз: ”вот какой у них тут Версаль”, “громыхнуло”, ”приехала сюда”.
Филипп обнял одной рукой Искру, другой достал из кармана халата смарт-монокль. Объявления говорили, что число погибших от беспорядков превысило число умерших от голубиной лихорадки. В ленте один за другим появлялись виды горящего Протона. На центральной площади жгли шины, строили баррикады. Выскочила фотография с привязанными к деревьям людьми, а перед ними валялся плакат: ”Они укрывали летающих крыс”. Следующий пост объявляет войну всем усмирителям, а в конце автор угрожал сжечь центральный госпиталь в знак протеста. В срочных новостях мэр Протона пообещал сажать в тюрьмы всех, кто покажется на улице позднее десяти часов вечера следующего дня.
– Надо уезжать, – Филипп снял монокль, на его лбу сияла испарина. – Надо уезжать, пока ещё можно. Искра, мама, собирайтесь, едем!
Женщины метались по дому. Элек забился под кухонный стол и тихо плакал.
– Не хочу уезжать. Не хочу.
– Электрон, это не обсуждается. Вылезай, – строго скомандовал отец. Он схватил мальчика за ногу и потащил на себя.
Лифт не работал, и пришлось с вещами бежать по лестнице. Этажом ниже сквозь дверь слышался надрывный кашель и малоразборчивая речь.
– Спасите моих голубей, я, кажется, умираю.
***
Машина поехала в обход разрушенного центра. На окраины приходились мелкие стычки, основные бои шли на центральном проспекте. Недалеко от контрольного пункта девушка пыталась метнуть в них камень, используя самодельную пращу, сделанную из лифчика. Ночь отступала, и тусклое солнце осветило следы преступлений.
– Это мой родной город, – тихо плакала Искра на переднем сидении.
Они не оглядывались, не пытались рассмотреть силуэты сгоревшего Протона. Ехали до старого города, до дома Степаниды и Филиппа, не останавливаясь по темной, похожей на голландский сыр дороги.
Увидев серый дом, Элек заплакал, а Степанида дала ему подзатыльник. Мальчик надулся, а потом сделал хитрую гримасу. Замок в квартире привыкшая к электронной двери рука Степаниды открыла не сразу.
– Хотите, тайну расскажу?— весело сказал Элек.
– Не хотим, – отрезала Степанида.
– А бабушка голубей кормила, – Элек хитро улыбнулся. – Ей запретили, а она им хлеб кидала.
– Это правда? – Филипп обернулся к матери.
– Кого ты слушаешь? Несмышленыш ещё.
– Она мне мёд дала, чтоб я маме не говорил.
– Мама, ну просили же. Посмотри, что произошло из-за тебя.
– Ну давай, на мать ори. Развели там Версаль, ничего нельзя. Откуда же мне знать, что так будет. Всего-то чуток подкармливала, а их столько прилетело. Вот в моём городе можно кормить голубей, они у нас все не заразные, и я думала, что эти ваши закидоны.
– Мать, в твоём разруха и грязь, так ты её сюда притащила. Милая, ты слышала?
Жена успела зайти в глубь квартиры.
– Дорогая?
Искра стояла на кухне, подсвеченная холодильником, и грызла кусок замороженного сала.
Группа автора: Кафе "Синий страус"
